23 Зинаида Миркина о лете, лесе и самом главном (Интеграция 2)

Я шла и шла. Как будто путь знаком –
И всё-таки совсем неузнаваем.
Кем я была? Оторванным листком?
А, может, заблудившимся трамваем?

Холодный ветер, словно одурев,
Хлестал и выл, навязчив и несносен.
Я заблудилась между трех дерев,
Меж трех знакомых от рожденья сосен.

И всё кружилась и кружилась мысль,
И не было ни воли, ни покоя.
И вдруг я услыхала: оглянись…
Да оглянись, ну что ж это такое?

Какой-то властный, очень тихий звук
Прорвал волну мучительного гула
Так внятно, так отчетливо… И вдруг,
И вдруг я в самом деле оглянулась.

И увидала дерево. Ну да, –
Передо мною дерево темнело.
С намокших веток капала вода,
И был весь мир непостижимо целым.

Сплетенных сучьев тонкие кресты
И этих веток никнущие плети…
О, Господи, да неужели Ты?!
Как это вдруг Ты сердцу стал заметен?

Всего один нечаянный наклон,
И всё, и – в небо линия прямая…
С тех пор я вечно говорю: вот Он,
А на меня глядят не понимая.


* * *

Такая вечная любовь,
Такая ласковая зелень…
И шишки, жаркие, как кровь,
На этой темной-темной ели.

И не прошло нисколько лет, –
Всё тот же май мне небом послан,
Всё тот же вдумчивый ответ
На детские мои вопросы.

И всё-таки мой дух подрос,
Как эта ель, – он стал повыше –
Когда-то был сплошной вопрос,
А нынче я ответы слышу

На всю мою тоску и дрожь,
На волны жалости горячей…
Мир этот ангельски хорош!
Но, Боже мой, как ангел плачет!..

Крыло прозрачное склоняя,
Как плачет он над вишней белой!
И за тебя, и за меня…
А что еще он может сделать?

Не зазывать же в мир иной,
Когда мы так нужны на этом…
Но раз он плачет здесь со мной, –
С ним вместе заливаюсь светом…


* * *



О чем задумается Бах?
Куда заглянет вдруг,
Когда сдувает с клавиш прах
Заговоривший дух?

О чем задумалась сосна
В тот предвечерний час,
Когда она совсем одна
И ствол уже погас?

О том, что истина проста,
Как ангельские сны,
И можно приоткрыть врата
Последней глубины.

И это можно сделать вдруг, –
Покончить счет с судьбой:
Отринуть прах, оставить дух
Наедине с собой…


* * *


Мгла опускается на плечи
И оседает, словно дым,
И мягко отбирает вечер
Всё то, что я звала моим.

Какой-то дрозд, а может, Сирин
Поет, и слышно в тишине,
Что ничего в огромном мире
Принадлежать не может мне.

Ну что ж, не может и не надо,
Ну что ж, не может и не жаль…
И вся вечерняя прохлада
Остудит древнюю печаль.

И утомленная погоней
Мысль мягко замедляет шаг.
И разжимаются ладони,
И возвышается душа.


* * *


О, Господи, так где же я?
Ведь здесь граница бытия.

Она прочерчена была
Сквозь небо линией ствола,

И сердце охватила дрожь:
Еще мгновенье – перейдешь

За грань, и вдруг передо мной,
Мерцая, встанет мир иной,

Вот тот, откуда к нам сюда
Втекает, как в кувшин вода,

Жизнь! Жизнь – по капле, по глотку –
В ответ на смертную тоску.

И больше нечего беречь, –
Здесь не нужна людская речь,

Здесь делать нечего уму,
Здесь наши знанья ни к чему,

Здесь больше нету естества.
Жива я или не жива

Вот здесь, где водопадом в слух
Врывается бессмертный дух?..


* * *

Сосна есть дерево. Но то, что в ней
Р а с т е т, есть Бог.
И море – это море, но то, что расправляет душу – Бог.
И то, что любит там, внутри меня,
Есть Бог, хоть я всего лишь я.
Не спрашивайте, есть ли в мире Бог.
Не надо праздных суетных вопросов.
Спросите только: а жива ль сосна?
Не обмелело море?
А душа? Не обмелела? Не иссякла?
Полна до края, до самих небес
И даже захлебнулась небесами?
Тогда она наткнется на ответ,
Так, как волна на камни побережья,
И всюду будет
Сплошной ответ –
Ни одного вопроса.

* * *

Неведомый… Он в темноте
Приходит. Шелестит крылами.
И еле вздрагивает пламя,
И капля в ветках на листе
Чуть вспыхивает. И опять
Уже на новом месте следом
За первой… Тот, кто нам неведом,
В ночи приходит, словно тать,
Когда не ждем. От всех сокрытый,
Он там, куда не смотрим мы.
И, как из пены Афродита,
Родится из слоистой тьмы.


* * *

О, ветер, ветер! Что такое
Июльский ветер? Дрогнул вяз,
Ель всколыхнулась. Нет застоя,
И быть не может. Кто-то нас
Как бы касается перстами,
И мы в своей земной судьбе
Не брошены. Нет, мы не сами,
Совсем не сами по себе…
Мы – чьи-то. Кто-то нас, как струны,
Натягивает. Тронул… дунул
Чуть слышно, и – Тебе всю жизнь
Отдам, лишь раз еще коснись!

Что это? Горе или радость?
Что было и что будет впредь?
Не знаю. Да и знать не надо.
Мне надо только замереть.

* * *

Я знаю путь, которым Бог
Приходит в мир, – через порог
Невидимый, сквозь узкий мост
Над пропастью. Сей путь есть рост
Стволов и света и любви
И нарастание в крови
Такого жара, что вот-вот
Насквозь пронзится небосвод,
И вспыхнет солнце посреди
Пространств и в глубине груди.
И прогремит со всех сторон
Хвалебный гимн, вселенский звон
До звезд поднявшейся волной –
И завершится т и ш и н о й.


* * *

И будет долго тишина расти,
Как Дерево, и полниться вниманье.
Чтоб к Тайне жизни ближе подойти,
Нужна такая полнота молчанья!

О Боге рассказать никто не мог,
Его глубокой тайны не разрушив.
Сказать о Боге может только Бог,
Проникнувший в замолкнувшую душу.


* * *

Вечереющий лес, вечереющий лес.
Углубляется жизнь до сквозящих небес,
Луч последний погас, задымился, затих.
Углубляется свет до истоков своих.
Догорает костер, угольками шурша.
Углубилась до Бога немая душа.


* * *

Войти туда, где нет как нет
Меня. – Совсем. – Не существую,
Но, Господи, откуда свет
Такой? И почему ликует
Душа, как будто бы она
На волю вырвалась из клети?
Полным-полна, вольным-вольна
И за весь мир одна ответит.

Ни слова… Лишь древесный гул.
(А, может, Ангельские хоры?)
Простор меня перечеркнул,
А я так счастлива простором!..

Так счастлива!.. Но, Боже мой,
Меня ведь нет… И всё же, всё же
Я стала как сосна немой,
Чтобы узнать: не быть не может
Меня. – Я есть! Повсюду – я.
Вселенский ветер смел границы
И в том, что нет небытия,
Душа способна убедиться
На опыте. – Во всем! Во всех –
И в небесах и в океане!
Так вот откуда этот смех
Над смертью! Это ликованье!


* * *

И снова дождь. Как будто Бог
Велит мне снова умалиться,
Свернуться внутрь себя, в клубок
И ощутить свои границы
Во внешнем мире, – свой порог
И собственную глубину,
Бездонность тайного истока,
Так незаметно, одиноко
Наращивая тишину,
Как ствол древесный, дождь бессменный
И сам немой Творец Вселенной.


* * *

Там за окном – творящий хаос,
Разрушивший порядок мой,
Но я ныряю с головой
В него, чтоб в этой бездне плавать,
Захлебываться и тонуть,
Теряя смысл и цель и путь.
Теряя всё, но твердо зная,
Что я себя не потеряю,
Раз есть размывший все края,
Разлившийся везде и всюду
Весенний хаос, – значит я
Была и есть и вечно буду.
И смысл мой вовсе не во мне,
А в этой темной глубине
Без дна, в сем хаосе весеннем,
Пронзенным насквозь птичьим пеньем,
Вот в этом головокруженье,
Смешавшем вдруг в одно мгновенье
В одном немыслимом сверканье
Всю нашу боль и ликованье.


* * *

Был неспешный час, был беззвучный шаг.
Подымался лес, как моя душа.
До святых высот, до седьмых небес
Воздымался Дух, как столетний лес.
Ну, а я сама, точно ствол немой.
Что душе моей до меня самой?


* * *

Когда растает мысль в блистанье
Заката, в дымке золотой,
И высота деревьев станет
Души незримой высотой,

И запоет душа, как птица,
В открытой птицам вышине,
И не захочется проститься
С лучом последним на сосне…

Но, Боже, так душа любима
Вот этим золотым лучом,
Что все вопросы разрешимы
И никого и ни о чем
Теперь просить уже не надо.
Секреты счастья так просты:
Не отвести бы только взгляда,
Не потерять бы высоты…


* * *

Я ничего не делаю. Я жду.
О, этот час немого ожиданья,
Когда как будто трогаю звезду
И чую гул в далеком океане.

Когда я знаю: Дух нерасчленим –
Нам лишь во сне положены пределы –
И мирозданье чувствую своим
Расправленным неуязвимым телом.

Разноголосый шум земной затих.
Всё неподвижно. Жду в безмолвьи строгом
Слияния с последним из живых
И этим самым – со всецелым Богом.


* * *

А шорох листьев, тихий плеск
Дождя и капель тусклый блеск
И этих веток разворот –
Пространство, где душа растет.

Ты знаешь, что такое Бог?
Тот, кто стеною стать не мог
Меж нами. Тот, кто никогда
Нигде не оставлял следа

И никогда не заслонил
Собой сверкания светил, –
А просто был, как ширь морей,
Пространством для души твоей.


* * *

Спаситель, Ты спасаешь нас
Тем, что питаешь душу светом.
Живет нерукотворный Спас
В нерукотворном мире этом.
Живет и отдает сполна
Всего себя в мгновеньи каждом.
Какого нам еще вина?
Что утолит полнее жажду,
Чем этот свет? Я пью и пью
И исчерпать его не в силах.
Любовь бескрайнюю Твою
Земля доселе не вместила…
Над лесом – золотистый дым.
Прощальный луч всё выше, выше.
Я вижу всё, но Ты незрим.
Я слышу всё, но Ты неслышим.
Как долог этот взгляд огня!
Какой накал невыносимый…
Есть только Ты и нет меня.
Есть только Ты, а я незрима…


* * *

«Ничего не надо говорить,
Ничему не следует учить…»
Только слушать, как шуршат листы,
Только взять от Божьей полноты
Толику, чтоб всенесущий Бог
Не совсем под ношей изнемог,
Не упал под тяжестью креста.
Так задача каждого проста,
Так посильна!.. – Только и всего:
Взять себе от полноты Его
Толику. Он переполнен так,
Что всё время льется свет во мрак
И течет такая благодать,
Что вот только б душу подставлять.
Понимаешь – только и всего:
Не отъединяться от него.

***
Я верую, что та же сила,
Которая вот здесь, сейчас
Листочки первые раскрыла.
Воистину спасет всех нас.
Я знаю, Господи, я знаю,
Что чаша бед полным-полна,
Но эта семьдесят седьмая
И все же - первая весна!..
Да нет, не первая...
Начало Бедней предвестия конца.
Да разве в первую я знала
О всемогуществе Творца?
О том, что нет душе предела?
- Не думай, не считай, не мерь! -
Да разве в первую умела
Любить я так же, как теперь?!